Владимир Крупин… Замечательный русский писатель. Первый лауреат Патриаршей литературной премии, Почетный гражданин Кировской области, настоящий патриот родного края… 7 сентября Владимиру Николаевичу Крупину исполнилось 80 лет. Трудно в это поверить, но это на самом деле так.
– Владимир Николаевич, вы из поколения детей войны – родились в сентябре 1941-го. Помните вернувшихся с фронта рядовых защитников Отечества?
– Очень помню. Очень. И жалость к ним от всех односельчан помню. И коляски инвалидов, и как отменили льготы на ордена. И как не платили тем семьям, в которых отец, сын, муж пропал без вести, на которого не было похоронки.
Помню, фронтовики были очень немногословны, когда мы приставали к ним с расспросами. Война – это отклонение от нормы, кому хочется вспоминать ненормальность.
– У меня в руках ваша первая книга – «Зёрна», где тема войны тоже присутствует: безногий председатель-фронтовик, мальчишка, у которого затягивает руку в молотилку… А ещё – пронзительный рассказ «Передаю…» Знаю, как дорога бывает писателю самая первая книга…
– Помню, я очень страдал, что у меня нет книги. В самом деле, уже тридцать три, а книги нет. Но вот, после четырехлетних издательских терзаний, рецензий, редакторской правки, вышла. Это было такое счастье! Получил в руки авторские экземпляры, позвонил жене. Увиделись в Александровском саду у Кремлёвской стены. Надя прижимала книгу к груди, гладила обложку. И вот – над нами пролетели два аиста. Это был апрель 1974-го.
– Из книги «Зёрна» ещё с 1970-х у меня остались в памяти «Ямщицкая повесть» и рассказ «Передаю…». Чем для вас памятна и дорога эта книга помимо того, что она первая?
– Как раз тем и дорога, что первая. Сейчас их у меня вышло далеко за двести, но без первой их бы не было. А ещё тем запомнилась, что её как-то очень хорошо приняли, о ней писали. По ней приняли в Союз писателей.
Да, помню книжные магазины, на прилавках которых она мелькнула. И быстро испарилась. Ради улыбки расскажу о магазине «Урожай». Он был недалеко от московского Курского вокзала рядом с кинотеатром «Встреча». А так как я обязательно заходил во все книжные магазины, зашёл и в него. И вот, вижу в разделе «Хранение и переработка зерна» свою книгу «Зёрна». Она была в нескольких вариантах переплёта: черном, сиреневом, зелёном, прямо натюрморт. Стоила 55 копеек, тираж 50 тысяч. Набрал, сколько мог унести. Я же с радостью раздаривал, рассылал.
По «Ямщицкой повести» хотели ставить кино, я даже и сценарий писал, даже и режиссёр в Вятку приезжал, но чего-то не сложилось. Да и хорошо: все спектакли, кинофильмы по моим текстам оставили в памяти не лучшие воспоминания. Проза сопротивляется сцене и экрану.
– А кто в Союз писателей вам рекомендации давал? Тендряков, как автор предисловия к первой книжке, или кто-то иной?
– Да, он написал: «Прошу моё предисловие считать рекомендацией для вступления В. Крупина в Союз писателей». Ещё Анатолий Жуков, Георгий Владимов, очень хорошие писатели.
Вообще, интересный я автор: известен «Живой водой» да «Сороковым днём», повестями совсем заредактированными, а другие повести, больше двадцати, совсем не хуже двух названных, совсем неизвестны и в обиход критический не вошли.
– По утверждению критиков, Владимов в своём творчестве наследовал в первую очередь традиции Льва Толстого, которого он считал «высшим художественным гением в русской литературе». Был ли у вас в начале творческого пути свой высший художественный авторитет?
– Какого-то одного не было. Несомненно влияние в отроческих стихах Некрасова, Никитина, Кольцова, Есенина, в юношеских Маяковского, Блока.
Сейчас, конечно, уже давно и навсегда – Пушкин.
– Для многих первым побудительным шагом в творчестве становится влюбленность. А как было у вас? Вообще, в юные годы вы были влюбчивым человеком?
– Необыкновенно! Я же стихи писал. А как можно писать стихи и не влюбляться? Стихи и любовь – синонимы. Но в случае со мной важно вот что: я же пошел в школу пяти лет, то есть девочки в классе были старше меня. И все мои влюблённости им были смешны. Да чаще я и любил тайно. Но для поэта несчастная любовь крайне необходима: она выращивает душу.
Дневник всегда вёл, вот лучший друг отрочества моего юности. Где-то лет в 16-ть в нём написал: «Что делать, видимо, меня никто не будет любить. Мне остаётся работа».
Все свои увлечения помню и всем адресатам их очень благодарен. Но на поверку я оказался завзятым однолюбом. С моей Наденькой мы прожили 55 лет.
– И вы по-прежнему посвящаете своей супруге стихи?
– Да, бывало многократно, особенно на день рождения, который 31 декабря.
– Село Овсянка – родина Астафьева, Тимониха – Белова, Усть-Уда и Аталанка – родные места для Распутина. Кильмезь – родина Крупина… Наверное, не случайно все знаковые русские писатели последнего времени вышли из русской глубинки. Что для вас родная Кильмезь?
– Это – всё! Я и назвал свой давний рассказ «Кильмезь —сердце моё». И завещание написал, и у архиерея оно заверено, чтобы меня похоронили в Кильмези.
Когда мне тяжело, лежу с закрытыми глазами и мысленно бегу по тропинкам детства. И каждый день вспоминаю, как мы в жару окучивали картошку и ходили пить к роднику, который был недалеко. Вообще, родники и Кильмезь для меня взаимно дополняемы. Шли по берегу на сенокос и проходили 12 родников и пили по глотку из каждого. Кильмезь, Кильмезь… Есть такая пустыня среднеазиатская Барса-Кельмес. В переводе: Пойдёшь – не вернёшься. Так и моя Кильмезь: увидишь – не забудешь.
– Я помню ваш родительский дом: двухэтажный, четырехквартирный… Как же вы большой семьей умещались в одной маленькой комнатке и кухне?
– А вот умещались. Да ещё кто-то всегда в гостях был. И дедушка (отец отца). Спали на полатях, печке, лавках. Но до чего же дружно жили! Просыпались от запаха маминой стряпни. Вечером на плите пекли пекульки. Делали уроки впятером, облепливали стол.
В середине стола керосиновая лампа. Потом на два часа электросвет, потом до 11-ти. Радио – картонная тарелка в простенке. Во дворе корова, телёнок, поросёнок, куры, овцы.
Счастливейшее время! Не пережившим не понять.
– Какая книжка с детства в памяти?
– Ну, это отдельная тема. Первая книга – «Родные поэты» 1947 года издания. Знал её наизусть. Она жива в моём доме в Кильмези. Читал так много, что прозвали «запечный таракан». Мама с нами залезала на полати и читала вслух. «Я ваши глаза берегла, – говорила она потом, – свет-то плохой, коптилка». А она и глаза и душу сберегала. О, это теперь, как сон – мама с нами, мы замерли и слушаем.
Был толстенький песенник русских песен, тоже читали. И ещё: в доме всегда пели. Праздники у нас незабываемы: мы на полатях, гости внизу за столом. И песни. Отец и мама очень хорошо пели. Ямщицкие песни, народные. Я этот песенник тоже считаю учителем жизни. И ещё сказки, былины, потом и классика.
– Глядя из сегодняшнего далека, какие 10 книг вы бы посоветовали непременно прочесть маленькому мальчику?
– Русские сказки, русские стихи и рассказы о природе, рассказы о животных, сказки Пушкина, былины, «Робинзон Крузо», «Путешествия Гулливера», Жития святых (в пересказе для детей), детскую Библию, Шмелёва «Лето Господне», вот вся десятка. Она сама расширит затем интересы взрослеющего человека.
– Школьные годы – чудесные?
– Как иначе в кильмезском раю? Школа наша и на областном уровне была заметна. Кружки тракторный, автодела, военный, школьный театр, постоянные соревнования в спорте, выступления самодеятельных артистов – всё было. Учителя такие, что многие ученики влюблялись в их предметы. И как всё школьное время мелькнуло! Но такой благотворный след оставило.
– В нашем разговоре мы пока не коснулись ваших родителей. Расскажите о них…
– О маме я рассказал в первой своей повести в рассказах «Варвара». Мама нас приучила ко всему, прежде всего к порядочности. И, уверен, привела к Богу. Церкви уже не было в Кильмези, но мама всегда, провожая, говорила: «Идите с Богом», всегда, закончив какое-то дело, говорила: «Слава Богу». И вот эти слова накрепко вошли в меня. Она уже в 18 лет была членом правления колхоза. Сёстры отца были не очень довольны его выбором: образование у неё только начальная школа, но с годами они поняли, что брату их досталось сокровище. Она в одиночку тянула огромное хозяйство, без которого бы мы не выжили. А война! Отец инвалид по зрению, но его призвали в трудармию, а это та же армия, ещё и пострашнее. А потом, он же лесничий, он же всё время в лесу, мама опять одна. И успевала нас всех обшивать, была у нас машинка «Зингер», помню, как она стрекотала. Ночами мама вязала носки, варежки. Ещё и была в родительском комитете, выбиралась народным заседателем. И никогда не кричала, не сердилась. Спящей я её увидел уже только в её старости. Пела замечательно.
Помню даже памятью слуха, как она пела свою любимую песню: «Край мой, единственный в мире, где я так вольно дышу, поле раскинулось в шири, к роще знакомой спешу…» И финал: «Хочется милым берёзкам низкий отвесить поклон, чтоб заслонили дорожку, ту, что ведёт под уклон»…
К маме тянулись. Шли к ней за семенами: огородница она была исключительная. Тыквы осенью мы и тащить не могли, катили по земле. Раз я играл с ребятами на Красной горе. Жгли костры, прыгали через огонь. И я схватил искру на свою телогрейку, вата затлела, только тогда я увидел, что на груди выгорела дыра. Забили снегом. Мне было очень стыдно перед мамой: бедно же жили. Постеснялся сказать. А утром обнаружил, что дыра аккуратно заштопана. И мама ничего мне не сказала…
Любила всех внуков, дожила до правнуков, опять же и для них носки-варежки. А её коврики, её половики доселе у всех нас как память.
Отец любил маму, из леса без цветов для неё не возвращался. Он ушёл от нас в 77 лет, мама дожила до девяноста. Оба в одной могилке на Ново-Макарьевском кладбище Вятки, недалеко от часовни.
– «Жить будешь – не будешь, а сеять-то надо!» – любил говаривать мой отец. А у вас остались от родителей какие-то наставления на всю жизнь?
– Наставления были, конечно. В армию уезжал, помню, как отец сказал: «Ну, Владимир, вперёд не суйся, сзади не оставайся». Мама всегда тоже увещевала: «Смеются над тобой, а ты громче их смейся». Или (о тех, кто над тобой издевается): «Дай, Господи, им здоровья, а нам терпения».
– А присказка «Землячество – понятие круглосуточное» много раз подтверждалась?
– Да. Особенно не в самой Вятке, а за её пределами, по стране и за границей. Оторванность от родины увеличивает любовь к родине. По себе знаю.
У нас, вятских, такое количество людей, которые принесли своими трудами славу России, мировой науке, технике, медицине, культуре, спорту, и при этом оставались простыми, доступными и хранящими любовь к родине. Я не люблю слова «малая родина», какая же она малая? Как сказал поэт: «Не может родина быть малой с такой великою душой». Вот и надо вспоминать и рассказывать о таких людях.
А природа наша! Да есть ли ещё где краше? Какие Европы имеют такие просторные луга, такие высокие леса, сосновые боры, красавицы реки, такое разнотравье, такое весеннее ликование цветения и такую золотую осень. Такие сверкающие снега, такие ослепительные лунные ночи, такую россыпь серебряных звёзд? Не знаю, как кто, но я много ездил по миру и мне есть с чем сравнивать милую мою Вятку. Ничего равного ей нет. Да, знаю, что другие скажут: нет, а моя родина лучше. И очень хорошо. У каждого человека должно быть понимание, что Господь вывел его на Божий свет именно в этом месте, и это не случайно.
– Заканчивая «Вятскую тетрадь, вы пишите: «…Научиться любить, научиться прощать, научиться делать добро – вот тогда мы будем бессмертны. Что б ни происходило с тобою, Отечество мое, люблю тебя и навсегда знаю: любовь к Отечеству – почти единственное, что может спасти от упадка духа…» Как же обрести эту любовь в наше непростое время, как ее сберечь?
– Когда писал, так и думал, как написал. И доселе так считаю. Любовь к Отечеству не приобретается, это врождённое чувство. Не может же быть такого детства, в котором всё безпросветно. Любовь к родине надо беречь.
– «…Мы идем к своим святыням, мы созидаем свою душу, мы отмаливаем свои грехи, становимся лучше, и уже, дай Бог, наши молитвы о России, за Россию доходят до престола Господня…» Какие проникновенные, какие волнительные строки! Спасибо вам за ваши книги, Владимир Николаевич. С юбилеем!
Владимир Крупин
- Родился 7 сентября 1941 года в селе Кильмезь в крестьянской семье.
- После окончания школы работал слесарем, грузчиком, рабселькором районной газеты.
- Служил в армии в ракетных войсках.
- В 1967 году окончил факультет русского языка и литературы Московского областного педагогического института им. Н. К. Крупской.
- Работал редактором и сценаристом на Центральном телевидении, в издательстве «Современник», был членом редколлегии журнала «Новый мир», главным редактором журналов «Москва», «Благодатный огонь».
- Преподавал в Литературном институте, Российской академии живописи, ваяния и зодчества, Московской духовной академии, в других учебных заведениях.
- Книги писателя переведены на многие языки мира: армянский, болгарский, японский, немецкий, китайский, финский.
