Главная > Век КП > Он хотел умереть на редакционной лестнице

Он хотел умереть на редакционной лестнице

Неудобный Верхотин

Впервые мы познакомились в 1952 году, когда я был на студенческой практике в «Комсомольском племени», где Константин Васильевич работал заведующим отделом культуры. Он всегда стремился «обштопать», обогнать, поставить фитиль «Кировской правде». И очень часто ему это удавалось. Следующая встреча произошла в Ленинграде, в Мариинском театре. Верхотин приехал туда, чтобы хлебнуть культуры. Мы долго ходили в этот вечер по Ленинграду. Через два года, когда я приехал на работу в «Кировскую правду», Константин Васильевич запомнился мне на посту заведующего отделом информации. Он добился того, что четвертая информационная полоса «Вчера, сегодня, завтра» стала самой читабельной.Какой бы отдел он ни возглавлял, читательские симпатии обращались к материалам этого отдела. Газетой он жил и как-то сказал мне то ли в шутку, то ли всерьёз, что хотел бы умереть, поднимаясь по редакционной лестнице. Во всяком случае он никогда не придерживался рамок рабочего дня, его отдел всегда был открыт допоздна.

Внешне он производил довольно обманчивое впечатление. На редакционные летучки и планёрки приходил худой, морщинистый, невзрачный мужичок с ощипанной бородёнкой. Сидел, покашливая в кулачок, раскрыв на коленях потрёпанную папку с отпечатанными на машинке материалами, что-то исправлял. Спустив очки на кончик носа, взглядывал исподлобья на секретаря, рассказывающего, что тот поставил в номер, и опять принимался читать. Весь вид Верхотина говорил о том, что его ждёт настоящая работа, а здесь он сидит вынужденно. Однако знающие Константина Васильевича люди угадывали тут хитрую демонстрацию. Ухо он держал востро и своего момента не упускал.

Когда что-то его задевало, он насторожённо вытягивал тощую шею, раздавался надтреснутый, слабый,словно быбеспомощный голосишко:

– Кхе-кхе. Значит, не идёт наш материал?

– Всё, что можно было поставить, поставлено, – опрометчиво резал ответственный секретарь, – остальное пойдёт в следующий номер. Кроме того, у вас своя полоса.

– Это что за безобразное и безответственное отношение, – вдруг взрывно креп голос Верхотина. – Вы обещали поставить на второй полосе, а уже три недели держите этот интереснейший материал. Ставите какую-то тягомотину. Как это понимать?

Слово за слово, начиналась ругань.

У ответственного секретаря после таких стычек тряслись руки и он не мог закурить «беломорину». Константин Васильевич, вернувшись в отдел, быстро справлялся с возмущением и уже довольный собой ликовал:

– А здорово я Пашке врезал?

Перепалку он считал рабочим моментом, вполне естественным и необходимым. А ответсек долго не мог успокоиться. Чтобы как-то его утешить, бывший тогда редактором Ю.Г. Карачаров создал теорию о том, что Верхотин нужен редакции, как фермент живому организму.Фермент не всегда приятен, но необходим для роста и развития.

Многие не принимали такое утешение.

Не все в редакции восхищались Верхотиным, не все признавали его острый ум и организаторские способности. Жёлчность, стремление уесть заслоняли для них то хорошее, чем обладал Константин Васильевич.

На людяхмозг его работал особенно ясно и чётко. Не было такой пресс-конференции, встречи с заезжими знаменитостями – артистами, космонавтами, на которых бы Константин Васильевич не задал вопрос.

В роли забияки

Как на крупных сельских вечёрках деревня выставляла забияку и говоруна, который умел показать «знай наших!», так редакция негласно выставляла Верхотина. Тот был почти всегда неожиданным, оригинальным и смелым, умел подъесть и показать, что журналисты – нестандартно мыслящий народ, и тогда редакция гордилась Верхотиным.

Он любил окружать себя молодёжью. Видимо, педагог в нём всё-таки жил и вне стен школы. Он старался прибрать к рукам практикантов, выпускников университетов и находил им интересную работу. Многие из них потом просились в «Кировскую правду».

Насколько я помню, это Константин Васильевич пригрел Альберта Лиханова, Льва Шарова, Геннадия Чукреева, Леонида Добровольского, Леонида Шаромова и других довольно ярких журналистов.

Премудрости журналистской работы практиканты постигали у него буквально на ходу. Он любил, чтобы эти внимающие учителю юнцы были рядом, и опекал их.

После обеда в столовой, куда практиканты сопровождали Верхотина, или после просмотра фильма в кинопрокате, спектакля в театре драмы, отягощённые съеденным или увиденным, не спеша учитель и ученики шли по заснеженному городу в «контору», как называл Верхотин редакцию.

– Ах, времечко. Я вот уже старик, а что я сделал? – привычно прибеднялся Верхотин.

Ученики начинали доказывать, что как раз только он-то и сделал больше всех, но он не реагировал на это. Это был зачин.

– Спешите делать самое важное и самое нужное. Вас будут соблазнять компаниями, за отказ будут обвинять в неверности дружбе, а вы держитесь. Человек ценен делом, а не компаниями.

Юнцы задумывались.

К Константину Васильевичу относились с почтением, потому что он был не только известный журналист, державший под прицелом культуру, но и руководитель городского клуба кинолюбителей. Кроме того, он был театралом, считался признанным авторитетом у режиссёров и актёров. А ещё он был племянник С.М. Кирова, но никогда невыпячивал это своё родство.

В театре режиссёры и актёры с нетерпением и страхом ждали, когда с «камчатки» раздастся голос Верхотина. Тут он выглядел современно и броско, и даже борода казалась аккуратно подстриженной. Одет с иголочки. Он шёл к рампе из задних рядов, рука в кармане брюк, худую шею охватывает ворот модной тогда водолазки.

– Я, конечно, профан и мало что смыслю в вашем искусстве, – начинал прибедняться он, – но мне кажется…

И тут шли замечания, заставлявшие режиссёров хвататься за носы и бороды.

Давние театралы помнят, как за Верхотина вступилась газета «Правда», когда он упрекнул театр в том, что в угоду высокому начальству артисты облагородили отрицательного героя. Насколько помню, статья называлась «Как припудрили» Бугая».

Уроки журналистики

И в редакции Константин Васильевич походя давал уроки журналистики.

– Есть одно условие: надо знать то, о чём пишешь. А как этого достичь? Я прихожу и говорю, что я круглый дурак, полный профан в том деле, о котором должен писать, и вы мне всё с азов объясните. Если вы надуваетесь, как индюки, будете делать вид, что всё знаете, вам никогда не пролезть в тайное тайных, в глубины глубин.

На кофейных вечерах, которые продолжались после рабочего дня, кое-кто из практикантов и молодых сотрудников, считавших себя поднаторевшими в газетном деле, вздыхал, жалуясь на то, что иссякли темы.

Константин Васильевич сердито жевал губами, делал какие-то непонятные, но, чувствовалось, неодобрительные гримаски, потом брал телефонный справочник.

– Информация вокруг нас, – произносил он, – просто у нас мозги заросли жирком, мы перестали удивляться. А журналист должен удивляться. Хотите, я вам сразу назову тридцать тем, – и, вскинув задиристо бороду, листал телефонный справочник: – Начнём с буквы «а» – аптечное управление. Звоним. Появился новый препарат.Чем не информация! Автовокзал. Впервые пошёл автобус в село Пасегово. Неинтересно? А что значит автобус для села Пасегово?

Верхотин увлекался, и молодые дарования, теряя апломб, уже чувствовали, что у них зудят ноги, чтоб бежать туда, где учитель увидел россыпь таких интересных тем.

Когда практиканты приносили свои творения, Верхотин устраивал показательную резню. На него обижались до слёз. Поостыв, брались за переделку. После того как заметка оказывалась на доске «Лучшее в номере», смиренно выслушивали всё, что говорил учитель.

Уехав из Кирова, практиканты долго помнили Константина Васильевича, передавали с оказией приветы. Почему-то почти он один запоминался за короткий практический срок.

О Константине Васильевиче можно писать много. В памяти журналистов, работавших в «Кировской правде», немало эпизодов. Я рассказал свои личные впечатления от встречи с ним. А вообще деятельность Константина Васильевича в истории вятской журналистики – одна из самых ярких страниц.



Читайте наши новости первыми - добавьте «Кировская правда» в любимые источники.