…Броне-броне-бронегруппа –
Над Панджшером – сизый дым.
ДШК пролаял тупо,
Помирать, ребята, глупо
Нам, солдатам молодым…
Удивительные строчки! Простые, лёгкие, певучие, и вместе с тем душевные, звучавшие неоднократно с большой филармонической сцены и сотню раз спетые со слезой в голосе в хмельном дружеском застолье…
Не знаю, по какой особой причине, по какому случайному поводу, а чаще просто без всякого повода, но именно эти строчки из песни Кирженко первыми приходят мне на память, когда я вспоминаю Фёдорыча. А порой как настоящее народное творчество, как слова народные, просто напеваю их про себя автоматически, неотступно, вовсе не поминая имя автора.
Фёдорыч… Николай Фёдорович… Николай Фёдорович Кирженко… Мой давний добрый товарищ. Боевой офицер. Военный журналист. Поэт.
Задаюсь простым вопросом: сколько лет мы знакомы? И нет у меня ответа. Наверное, вечность. Но практически в каждую новую встречу он непременно протянет листочек с набранными строчками нового стихотворения, скажет тихим голосом: «Посмотри… Как?»
Говорят, поэзия – дело мужское. Возможно, это действительно так. Не буду ни спорить, ни отрицать. Но, читая стихи Кирженко, каждый раз вольно или невольно задумываешься: какую же память надо иметь, какие крепкие нервы, неспокойное сердце и холодную голову, чтобы заниматься такой поэзией.
Поэтическое слово Николая Кирженко – всегда слово чести, всегда слово прямое и твёрдое, и вместе с тем открытое, обнаженное, как нерв…
А на небе – облака, облака,
По всему, так скоро грянет гроза.
Но могу же отличить я пока,
Где дождинка на щеке, где слеза.
Убиваться, мама, так – ни к чему,
Ну зачем открыто крестишь меня?
Люди разные, не все ведь поймут,
Да где там ещё эта Чечня.
Ты сама так воспитала меня,
Чтобы вырос я с отцом наравне.
Бате выдался Афган, мне – Чечня,
И у каждого в семье – по войне.
А тебе досталось, мама, вдвойне…
Где-то на разбежке нового века случилось у меня много встреч с матерями кировских ребят, погибших в горячих точках. Впрочем, кто-то и не шёл на контакт – больны, тяжелы воспоминания о гибели сына. Понять родителей было несложно. И все же если люди соглашались на откровенный разговор, то во многом благодаря содействию Николая Фёдоровича – ему они доверяли безоговорочно.
Это действительно такой человек – и в жизни, и в творчестве доверяешь ему всецело.
Примерно в то же время я впервые услышал проникновенные стихотворные строчки Кирженко:
В восемнадцать мы стесняемся чувств,
Нежность к матери стараемся скрыть.
Но сегодня я признаться хочу:
Мне без мамы и без чести – не жить.
Я – кровиночка твоя, мама милая,
И тебе я, дорогая, клянусь:
Если нас судьба с друзьями помилует,
Я вернусь к тебе, родная, вернусь!
Стихи о маме, о службе, о судьбе, набранные на компьютере и отпечатанные на принтере… Сколько прочел я их за годы нашего доброго знакомства с Николаем Федоровичем, – десять, двадцать? Да разве в количестве суть? И сколько раз после прочтения стихов я настоятельно советовал Кирженко: «Пора книгу издавать, Федорыч. Давно пора…» А он все отмахивался: «Да ладно, успеется…». И продолжал вспоминать прошлое и былое, продолжал работать, продолжал писать.
Нам обрыдли эти горы,
Бесконечная война,
Блокпосты, разведдозоры,
И зануда-старшина.
После боя стопка чачи
Будет слаще, чем щербет.
Пожелайте нам удачи –
Без нее солдата нет.
Всех обнимем, приласкаем
Нас дождавшихся с войны…
А пока – гляди на скалы,
Не зевайте, пацаны!
Афганские горы, блокпосты, разведдозоры – все это уже давно позади. Но жизнь продолжается.
Мира твоей душе, Николай Фёдорович!
Счастливой судьбы твоей поэтической книге!
Дай Бог, не последней!
Виктор Бакин,
член Союза писателей России
