Высылка Феликса Дзержинского в Вятскую губернию утверждалась лично императором Николаем II. Всего юному революционеру предстояло провести в наших краях три года.
На Вятку Дзержинский летом 1898 года прибыл на стареньком пароходе. В тесном трюме рядом с ним плыли другие политические ссыльные, а также уголовники, не имевшие никакого отношения к революционным делам. Своей сестре Альдоне Феликс Эдмундович сообщал письмом по прибытии: «Дорога была «чрезвычайно приятная». Если не считать неприятными блох, клопов, вшей и т. п. По Оке, Волге, Каме и Вятке я плыл пароходом… Заперли нас в так называемый «трюм», как сельдей в бочке. Недостаток света, воздуха и вентиляции вызвал такую духоту, что, несмотря на наш костюм Адама, мы чувствовали себя как в хорошей бане…»
Ссылка № 1
Ссылка в вятскую глухомань стала для Дзержинского первой в его биографии. После этого под арестами, в тюрьмах и ссылках ему предстояло провести целых 11 лет. Впрочем, вятская стала для революционера без преувеличений особенной, ведь с ней связана история первой любви Железного Феликса.
По пути в Вятскую губернию 22-летний экс-гимназист познакомился с политической 25-летней бестужевкой Маргаритой Фёдоровной Николаевой. Для неё местом ссылки был определён город Нолинск, и Маргарита посоветовала Феликсу попросить выслать и его в этот же город, чтобы оказаться вместе. Решение о местонахождении ссыльного принимал лично вятский губернатор Клингенберг. Юному революционеру была организована аудиенция, во время которой губернатор говорил на повышенных тонах и отчитал Феликса Эдмундовича (поводом для гнева стала просьба ссыльного сесть). Однако ходатайство о ссылке в Нолинск было удовлетворено.
Ещё одной просьбой Дзержинского оказалась такая – разрешить ему добираться до Нолинска на частном пароходе – за свой счёт, но без обязательной в таком случае охраны (ведь деньги на то, чтобы купить билет на судно, у арестанта были, а на оплату поездки на этом же судне охранника – нет). Деньги (20 рублей) ссыльному дал работавший тогда в Вятке польский инженер по фамилии Завиша. Он же собрал для Феликса Эдмундовича новый комплект одежды (вместо той, которая за время долгого пути в ссылку пришла в негодность). Правда, «обновки» также оказались несколько поношенными. В Нолинск Дзержинский прибыл в потёртом тёмном костюме, старой рубашке с мягким отложным воротником и повязанным на шее вместо галстука бархатным шнурком.
В Кай, который «всему свету край»
В городке ссыльные сняли жильё в одном доме. До бракосочетания (о котором они всерьёз размышляли) Феликс и Маргарита должны были жить в разных комнатах. В очередном письме своей сестре Дзержинский сообщал: «Я нахожусь теперь в Нолинске, где должен пробыть три года, если меня не возьмут в солдаты и не сошлют служить в Сибирь на китайскую границу, на реку Амур или куда-либо ещё. Работу найти здесь почти невозможно, если не считать махорочной фабрики, на которой можно заработать рублей семь в месяц. Население здесь едва достигает 5 тысяч жителей. Несколько ссыльных из Москвы и Питера, значит, есть с кем поболтать, однако беда в том, что мне противна болтовня, а работать так, чтобы чувствовать, что живёшь, живёшь не бесполезно, здесь негде и не над кем».
На жизнь ссыльным в месяц выдавали по 1 рублю 50 копеек, ещё 4 рубля компенсации полагалось на оплату жилья. Объединив эти средства, Феликс и Маргарита могли прожить, но денег не хватало. Помогала подработка перепиской и небольшие заработки Дзержинского на табачной фабрике.
Про революцию молодые тоже не забывали. Постоянная слежка не мешала ссыльному организовать активную пропагандистскую работу среди рабочих фабрики. Вёл он и тайную переписку с соратниками за пределами Вятской губернии (что было строжайше запрещено). Перечень провинностей, о которых полиция, конечно, знала, со временем пополнился дракой с нолинским жандармом Золотухиным. В Вятке было принято решение отправить ссыльного подальше от цивилизации – в Кай, который «всему свету край».
Комаров здесь – миллиарды
Конечно, вся вятская ссылка Феликса Дзержинского – яркий сюжет, в котором были и романтическая история, и дерзкий побег из Кая, и даже совершенно неожиданные эпизоды: кайские охотники как-то раз привезли ссыльному… медвежонка, оставшегося без медведицы.
О жизни Дзержинского в Кае известно почти всё: революционер регулярно отправлял Маргарите Николаевой (с ней пришлось расстаться, она осталась в Нолинске) письма, в которых рассказывал о том, чем он занимался, с кем общался и что читает. Спустя много лет переписка была опубликована в приложении к издававшемуся в СССР журналу «Пограничник».
Например, в январе 1899-го Дзержинский писал из Кая: «Село здесь немалое. Будет до ста дворов. Лежит в яме, так что только после того, как подъедешь к нему вплотную, становится видным. Кругом от Кая – болота. Как говорят, с конца мая до середины июля тут масса комаров, просто миллиарды. Зато весной, говорят, можно охотиться на уток, лебедей, хотя последних, по суеверию, здесь не стреляют».
В своих посланиях революционер сообщал о своём распорядке дня в Кае: от 8 до 10 утра – чай, уборка по хозяйству; с 10 до 12 – занятия немецким языком; с 12 до 14 – чтение книг по экономике; с 14 до 17 – обед, а после него прогулка; с 17 до 19 – лёгкое чтение; с 19 до полуночи – чтение серьёзной литературы и работа над собственными текстами. «В воскресенье – отдых и визиты», – добавлял в письме Феликс Эдмундович.
«Я снова здоров и бодр»
Рассказывал Дзержинский и о своей поездке в Слободской, где его обследовали военные доктора и в итоге признали негодным к армейской службе. «Доктора обнаружили что-то вроде чахотки, – писал 22-летний Феликс. – Жизнь моя коротка. И я постараюсь устроить свою короткую жизнь так, чтобы прожить её интенсивно».
Впрочем, уже через месяц революционер сообщал в своём письме о том, что целый букет диагнозов, которые ему поставили доктора в Слободском, скорее всего, был выдуманный. «Врач в Кае уверяет меня, что никакой эмфиземы и катара у меня нет. Что всё это повод, чтобы не брать меня в солдаты как бунтовщика, – писал Дзержинский. – Как я рад! Я снова бодр. Физически я здоров, и ничто мне не угрожает в ближайшем будущем».
Добавим, что Маргарита Фёдоровна пережила Железного Феликса. В 1950-е она работала экскурсоводом в Пятигорском музее М.Ю. Лермонтова. Здесь она оказалась после эвакуации из блокадного Ленинграда, а после того, как в город вошли немцы, активно участвовала в спасении музейных реликвий великого русского поэта. Рассказывают, что, будучи революционеркой старой школы, Маргарита Фёдоровна профессионально инструктировала и подпольщиков, боровшихся против фашистов. Ушла из жизни она в 1957-м, не оставив ни воспоминаний, ни публикаций о влюблённом в неё революционере и Вятке, в которой она волею судьбы оказалась.
