Погоду и время года мы выбирали самые незавидные, чтобы никто не позарился и не приехал помешать нашему уединению.
Но как-то однажды выбрались мы в Нижнеивкино в дом на улице Кленовой в апрельскую пору, когда тронулись буйно снега и пошли лога. В такой день в сумрачном доме не усидишь. На воле всё сверкает, играет и радуется свету, над полями с восторженными криками носятся кроншнепы, где-то высоко-высоко ныряет бекасик-баранчик, плывут в небесном просторе плёнка за плёнкой косяки гусей и журавлей. А ещё нагрянули к нам неожиданные, но желанные гости – Пётр Саввич Вершигоров и Юрий Александрович Шишкин. Конечно, мы стыдливо закрыли папки с рукописями, взяли ведро с картошкой, стеклянные трёхлитровки для берёзового сока и с величайшей лёгкостью на душе отправились на заветную поляну на берег ополоумевшей от водополицы речушки.
Ели печёную картошку с обуглившейся кожурой, пили берёзовый сок и наслаждались приятельским единением. И такое высокое деревенское небо над нами, и так ласково принимала нас оживающая природа, что кто-то выдохнул от избытка радости крылатую фразу:
– Ой, как хорошо-то, хоть бы не умереть!
И вот тут Михаил Александрович ударился в воспоминания о деревне, о детстве, о такой весенней поре, когда так и хочется пуститься босиком по тронутой черствинкой тропке в поля и перелески. А там первая зелень, песты.
Случилось так, что Михаил Александрович никогда не видел своего отца. Уйдя на Гражданскую, тот сложил голову в 1919-м ещё до рождения сына. Матери маленький Миша стал обузой, потому что у неё появилась возможность устроить свою жизнь и выйти замуж за человека, у которого были свои дети. И вот Мишу из родной деревни Ворончихины взяли тётка с дядей, у которых он воспитывался за сына. Чтобы побыстрее образовать сметливого смышлёного парнёчка, определили они его в староверческую школу, где всё начиналось с аз-буки-веди-глаголь-добро. Только потом он попал в обычную школу первой ступени.
Друг М.А. Ардашева прозаик Андрей Блинов, учившийся в той же школе, вспоминает, что «Миша был весёлым, общительным пареньком, с упряминкой в характере. В одежде он отличался от нас, деревенских парней, носивших матерчатые самодельные шаровары. Рубашки-косоворотки с поясом, башмаки с чужой ноги. На нём всё было по его росту. Особенную мальчишескую зависть вызывали аккуратные его сапоги. Думалось: богатые у него родители! Но, оказывается, он был сиротой, воспитывали его дядя и тётя, люди удивительно работящие, аккуратные, добрые, с бросающейся в глаза интеллигентностью. А ведь крестьяне».
В четырнадцать лет был Миша секретарём сельсовета, а где-то на семнадцатом его, активного селькора, пригласили на работу в редакцию районной газеты. Дослужился он там к 20 годам до заместителя редактора.
Татауровская земля в представлении Михаила Ардашева была самой необыкновенной. Ведь здесь, кроме ёлок, ржи и рыжиков, в необычайных количествах произрастали поэты. Кроме самого Миши, писал стихи работавший в той же газете Андрей Блинов, а ещё приехавший в родные места с Урала Василий Субботин, дружба с которыми связывала Ардашева до конца его дней. Вот эта литературная среда и воспитывала в нём будущего литератора.
Татауровская, вятская земля была первой и постоянной любовью Михаила Александровича, поэтому так много нежных слов о ней в его рассказах и корреспонденциях.
Именно эта любовь двигала во многом его помыслами и действиями.
После войны служил Ардашев в Закарпатском округе, учился заочно в Львовском университете, ходил там в числе начинающих писателей. Вроде были перспективы для издания книг, но нестерпимо потянуло в вятские места. И вот в 1953 году в старом здании «Кировской правды» на ул. Карла Маркса, 84, появился невысокий, ладный, с военной выправкой молодой человек в кожаном пальто, со вкусом сшитом дорогом костюме. Его приняли дружески и прошедшие огни и воды бывшие фронтовики, и молодые журналисты, и девчата на выданье. Новый сотрудник оказался неженатым. Первыми его приятелями были холостяки Женя Баулин и Федя Перельман.
Осваивался он недолго. Ведь за плечами было столько лет журналистской работы. И область он знал отменно, и её проблемы. Ведь почти каждый год наведывался в родные места.
Я до сих пор диву даюсь, где этот высокий, всегда спокойный человек находил силы не только для того, чтобы справиться с лавиной писем, идущих в его отдел, да ещё по-пчелиному скрупулёзно набирать материалы для будущих книг о земляках – Героях Советского Союза. Ведь прежде всего Ардашеву принадлежит идея собрать сведения обо всех кировчанах, удостоенных высшей награды, и её исполнение.
Второй любовью Михаила Александровича была армия. Попав в 1939 году на службу в Забайкалье, он испытал на себе суровый быт пограничных застав, полюбил эту службу, стал классным кавалеристом. Недаром у Михаила Александровича было так много нежных устных рассказов о лошадях и особо об одном преданном ему коне, который погиб в горной реке во время ледяной переправы.
Михаила Александровича неотступно тревожили воспоминания о войне. Перед самым её началом, в июне 1941-го, направили его на учёбу в Ново-Петергофские пограничное военно-политическое училище. Однако вместо училищной аудитории попал он во фронтовой окоп. Бомбёжки, бои под Ленинградом, окружение, тяжёлое ранение. А потом снова фронт, бои под Сандомиром. Самое пекло войны.
О войне, об армии постоянно мечтал он написать книгу, может быть, роман. Андрей Блинов приводит разговор с Михаилом Александровичем на литературную тему.
– Ты вот что-то сделал, – как-то сказал мне Миша, – романы, повести, рассказы. А я всё копаюсь в документалистике. Правда, пишу о земляках.
– Возьми да и напиши, что душе хочется.
– Не идёт, пробовал. Никак не могу оторваться от факта.
– Ну и прекрасно. Если это тебе кажется самым нужны… Да и кто знает, что станет долговечнее: романы или документы эпохи? Время – самый беспощадный судья…
Газетная медь кажется мельче книжного золота, пока не возьмёт их на проверку время. Время сохранило труды Михаила Александровича.
Третьей его страстной и неотступной любовью была литература, и ей он хотел служить и объясняться в чувствах, но и газету никак оставить не мог.
По крупицам, по маковому зёрнышку собирал М.А. Ардашев сведения о солдатах и маршалах, вёл переписку со всей страной, выискивая всё новых и новых отважных кировчан. Работу целого исследовательского института по розыску героев вёл он один. Помогало то, что сам прошёл войну, следил за литературой, мемуарами, в любое время готов был принять своего брата-фронтовика.
В шестидесятые и семидесятые годы излюбленным газетным жанром был фельетон. Нариньяни, Шатуновский, Суконцев, Рябов. На областном уровне этот жанр тоже был занятием избранных. Для этого требовался божий дар. Удачнее других выступал в этом жанре Михаил Ардашев. Он умел «обсосать» факт, «подсыпать перцу». Наверное, читатели старшего поколения помнят его фельетон «Внук деда Щукаря» – о лальском врале Тутубалине, который похвалялся встречами с М.А. Шолоховым.
Михаил Александрович, заподозрив в этих рассказах фальшь, дозвонился до станицы Вёшенской. «Да, – отвечают, – приезжал вятский парень, слушал байки стариков на ступеньках сельмага, но встреч с Шолоховым у него не было».
Фельетонов и миниатюр из «Кузьмы Ершова» скопилось так много, что Ардашев даже издал сборник юмора, который назывался «Лишняя дама».
И в жизни он любил шутку, подначку и розыгрыш. Жена Михаила Александровича Маргарита Гавриловна признавалась, что Миша покорил её сердце обходительностью, деликатностью и остроумием. Уезжая в различные города страны, слал он домой смешные телеграммы: из Тбилиси – «Целую, Ардашидзе», из Молдавии – «Пью ваше здоровье, Ардашеску», из Киева, конечно, сообщал о своём благополучном прибытии Ардашенко, а из Баку – «Ардаш-берды-задэ» и т. д.
Четвёртой, а потом ставшей, конечно, первой и главной любовью была у него семья, его жена Маргарита Гавриловна, прекрасные дочки Лариса и Наташа, в которых он не чаял души.
Постоянно вынашивал Михаил Александрович тайную мечту – найти такую работу, которая бы позволяла заниматься литературой.
Блажен, кто верует, и Михаил Александрович, поверив, согласился занять пост ответственного секретаря областной журналистской организации. Тогда эта должность считалась синекурой: приходи к десяти утра, в шесть вечера будешь дома. Но не тут-то было. В это время редакцию «Кировской правды» возглавил Ю.Г. Карачаров. При нём началось строительство новой дачи в Бурмакине. Редактор сам вертелся, и Ардашеву пришлось крутиться. Хлопотное это дело – поставить двухэтажный рубленый дом под сказку. Тут уж не до книг.
Поставили дачу, взялась журналистская организация (это уже при новом редакторе Г.Т. Фокине) за строительство квартиры в Нижнеивкино. И тут Ардашеву пришлось быть кем-то вроде прораба.
Из огня да в полымя попал он, но не роптал, работал, ловя свободные дни и часы, мечтая о тех неделях, когда можно будет вырваться в Нижнеивкине, чтобы окунуться в рукописи о Героях Советского Союза, подготовить сборники «Рассказы о пограничниках», «Дорога сквозь смерть», «Фронт без окопов» о награждённых солдатским орденом Славы.
Полистаешь страницы «Кировской правды», возьмёшь в руки увесистую пачку книг: много, очень много сделал этот прекрасный человек. А сколько неосуществлённых замыслов унёс с собой!
