26 апреля – печальная дата в истории нашей страны. 35 лет назад, 26 апреля 1986 года произошёл взрыв на Чернобыльской атомной электростанции. Эта авария стала крупнейшей катастрофой за всю историю атомной энергетики.
В ликвидации последствий аварии на ЧАЭС задействовали тысячи специалистов со всех республик и областей Советского Союза. Много среди них было и кировчан.
Накануне годовщины журналист «КП» встретился с кавалером ордена Мужества Виталием Марковым, участником ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС в период с декабря 1986 г. по май 1987 г., и попросил поделиться воспоминаниями о трагических событиях 35-летней давности.
«На членов партии это не распространяется»
– По профессии я строитель, работал в строительно-монтажном тресте «Кирлесстрой» на должности председателя объединенного профкома, – начал свой рассказ Виталий Иванович. – И в то памятное время, в апреле 1986-го, в качестве руководителя, возил группу туристов в Румынию и Венгрию. Вот в Венгрии наш гид 28 числа открыла местную газету, похожую на нашу газету «Правда», прочитала материал на развороте и говорит: «У вас в стране авария. Взорвалась атомная станция…»
Так мы впервые узнали о Чернобыльской трагедии.
Вернулись домой, я по-прежнему продолжал работать в тресте. А в начале зимы звонят из военкомата: «Получите повестку». Приехал в Ленинский военкомат на улице Комсомольской, мне и заявляют: «Неделя срока на прохождение медкомиссии. Поедете строить город Славутич…»
А у меня жена в положении, на работе с делами завал. Думаю, может, отсрочку какую дадут. Но мне сразу в ответ: «На членов партии это не распространяется…» И всё, забрали.
В Первоуральске нас переодели. И первым самолетом из Свердловска в Киев. Потом на электричке в Белую Церковь. Там пересадка в тентованные грузовые машины. И 250 км до места, где шло распределение по частям. Из поселка Страхолесье за нами приехал начальник штаба. И началось: 15 дней вахта – работаем на станции или на объектах при станции, и 15 дней условный отдых – занимаемся строительством и благоустройством нашего городка.
«Подстригаться желательно налысо: нечего накапливать радиацию»
– Что поразило, когда впервые увидели разрушенную станцию?
– Когда мы приехали, краны вокруг блока ещё стояли. Но саркофаг уже был сделан. А когда его делали, в самом Чернобыле было пущено три бетонных завода… Чернобыль – это старый город, почти весь деревянный. А Припять – это уже современный город, высотки стоят… И вот на половине дороги от Чернобыля до атомной станции была перегрузка бетона. Здесь машина «чистая», везет бетон, вываливает в бункер. А из бункера уже перегружают в машину «грязную», которая везёт непосредственно до станции. И если эта машина «накопила» много радиации, её отправляют на площадку отстоя, в так называемый «калашный ряд». Следом «грязную» машину заменяют «чистой», а с Чернобыля опять везет бетон новая машина.
От станции провели 30-километровую зону. Колючая проволока натянута. И по одну сторону ничего не делают, а по другую сеют и пашут…
Офицеры из вахты, которую мы сменяли, сразу сели с нами в автобус, показали подробно, где и какие объёмы работ нам предстоит выполнить. Рассказали и правила поведения. Так, электронные часы, которые тогда входили в моду, там не работают – просто зашкаливают. Поэтому кто едет на станцию – надевает механические часы. И всякие свитера надо было исключить – они много набирают. Если холодно – лучше надеть два комплекта нижнего белья. И постригаться желательно чуть ли не налысо. Нечего, мол, собирать радиацию. А приедете домой – волосы отрастут…
В апреле нам уже кепки выдали – а за зиму по три шапки сносили. Потому что они начинали «звенеть», как в аэропортах, когда металлоконтроль проходишь…
«Сначала технику новую поставляли. А потом…»
– Какой же работой пришлось заниматься?
– Нам сразу показали, где строить пункты спецобработки техники, где подстанции, какие строительные работы непосредственно на самой станции вести… Всю дезактивацию вели так называемые «химики», а мы должны были восстанавливать… Вот, например, пункты спецобработки техники – что-то вроде мойки. Автобус, чтобы выпустить в поездку, надо предварительно обработать. И не простой водой – специальным раствором… И кладку мы вели, и бетонные работы выполняли.
Сначала технику новую поставляли. Заменяли ей «грязную». А потом… Что-то сломалось у крановщика или экскаваторщика, – и сразу внимательный взгляд на «калашный ряд». А там сколько глазу видно – техника стоит на приколе. Офицер с солдатиком берут тогда прибор на плечо, садятся на машину – и туда. Померили где что надо – фон небольшой. Открутили нужную деталь, привезли. Поставили вместо той, что сломалась. И дальше работают…
Нам все время говорили: «Не заходите в 7001-е помещение. Нечего там делать!..» Это под самой крышей. Там вентиляционная труба идёт на 3 и 4 блок. А в марте собрали со всех отрядов сварщиков 5 и 6 разряды. Только добровольцев. Усиливать фермы на 3 блоке… Дело в том, что когда куски топлива сверху солдаты в свинцовых фартуках сбросили – все в битум вплавилось. Поначалу решили этот «ковер» сдирать радиоуправляемыми тракторами Коматцу. Но техника то загрызается и на дыбы встает, то скользит по поверхности. Опять надо солдатам лопатами этот рулонный «ковёр» снимать. И чтобы защититься от радиации, следует уложить дополнительный слой бетона. А если дополнительный слой – надо усиливать металлические фермы, на которых лежат перекрытия.
И вот химики-дезактиваторщики показывают по монитору, какой узел надо варить, стремянки ставят, затаскивают 3-метровую пластину. А по третьей стремянке идёт сварщик и пластину прихватывает.
Подсчитали – 9 метров шва. 30 человек за ночь всё сделают. Но боец не пойдет, пока я с прибором не проверю место, где он будет работать. Какой там фон.
Но это ты на земле настроился и можешь спокойно проварить. А там надо залезть на 3 метра на высоту, прихватить. Но четыре минуты прошло – пора готовиться к спуску. Четыре минуты – это полтора рентгена радиации. Больше нельзя…
Помню, шустрый такой парнишка был, казах. Говорит: «Давай, я пойду первый…» Прибегаем – на первом сварочном аппарате на держаке искры нет, на втором держаке тоже искры нет. Пробегали так 5 минут. Его же больше не пошлёшь. Он «своё» набрал, а ничего не сделал…
И по городку много дел было. Когда приехали – казармы были, но благоустройства никакого. А к маю все дорожки, весь плац залили бетоном. Звезду 3-метровую из нержавейки сварили на фоне столовой. Даже аллейки садили из роз…
«Больше 25 рентген не давали набрать»
– Надо полагать, за здоровьем был особый контроль?
– Поначалу каждый вечер всем пример показывали и бойцов заставляли – одеяла, простыни, наволочки вытряхивали, выбивали… Но когда раз-другой на станцию съездишь, сразу 1,5 рентгена привезёшь – на эти мили-мили-мили уже и внимания не стали обращать.
В первое время был приказ: пока здесь находитесь, больше 25 рентген никому не набирать. А в первых числах мая пришёл другой приказ: у кого больше 15 рентген, того в зону не отправлять. А кого тогда отправлять-то? У нас остались только повара, которые в части работали, водовоз, почтальон – вот у них почти не было облучения.
Был специальный человек с нашей роты, который вёл весь учет полученной радиации. По всему батальону. И когда домой поехали, выдали справку за подписью начальника штаба. И там всё по месяцам расписано: когда, сколько… И итого у меня оказалось 19 рентген. Но больше 25 и не давали набирать. Хотя знаете: кому-то и 15 рентген много, а кому-то и 25 ничего – люди разные…
Когда с женой по телефону разговаривал, чувствовал, как она волнуется.
Бывало, спросит: «Что делаешь?»
А я в ответ присказкой: «Шитиков ловим».
Когда приехал домой, позвонил. Дверь открылась. Но жена и мама как только меня увидели, так сразу и попятились. Инстинктивно, наверное, побоялись, чтобы я их не заразил своими рентгенами.
Вспоминаю ту встречу – до сих пор слезы на глаза набегают.
– Вспоминаете Чернобыль?
– Когда в саду черёмуха поспеет – такой же привкус во рту от ягод. Оскомина такая же… И голова болит…
На начало 1990-х годов в области было порядка 3600 ликвидаторов аварии и вынужденных переселенцев из зоны заражения. Сегодня в живых – полторы тысячи…
